Русь изначальная - Страница 259

259

По сравнению с ромеями россичи были, как ключевая вода рядом с дунайской. Между собой росские воины общались с бесхитростной простотой. Боевая хватка, воспитанная тяжелой наукой воина, укреплялась старательностью простой души, отдающейся делу с бескорыстным увлечением.

В дунайской крепости ромеи сидели, как мыши, трусливо наблюдая за переправой. Тогда не было россича, который, примеряя к себе, не нашел на правом крутом берегу место, откуда он ударил бы, будь он ромеем.

Россичи понимали хазаров: эти умели, и биться, и отбиваться, и жизнь покидать по-воински, не теряя лица. Суника-хан вел себя не как ромейский воевода Кирилл. Суника-хан умер вместе со своими воинами, и никто не просил пощады.

О большой войне с хазарами россичи хранили предания, песни пели и в песнях доброе место отвели Сунике и храбрым хазарам, ибо слава победителей возрастает от правдивого рассказа о доблести побежденных.

Закрывшись щитами, наставив копья и мечи, опершись на стремя, ромеи ждали удара варваров. Сзади легаты и центурионы еще орали, наводя порядок.

Неожиданно и странно варвары запнулись, оставив между собой и строем полка Асбада стадии две или меньше.

Но Асбад не получил передышки. Не раскрывая ртов для боевого клича, онемевшие варвары все сразу выбросили тучу стрел. Округ Асбада закричали раненые, особенно хорошо слышные из-за молчания скифов. Сам Асбад получил тяжелый удар по лбу каски, от которого железный колпак дернулся на голове, рванув нижнюю челюсть чешуйчатым ремнем. Аравийская кобыла Нимфа, которая стоила комесу пятьдесят статеров, согнула ноги в запястьях и ткнулась ноздрями в землю. Асбад отскочил, повинуясь инстинкту бывалого наездника. Несчастная Нимфа легла на бок. Комес упал: его сбил с ног судорожный удар копытом другой умирающей лошади. Прочность хорошо откованных лат спасла Асбада от увечья.

Поднявшись, комес увидел себя среди бьющихся лошадей, сброшенных наземь всадников. Запомнился ипаспист, державший руками в блестящих наручнях стрелу, а конец стрелы скрывался в щеке.

Завеса отдернулась: скифы казались особенно большими, высокими. Взмахи рук лучников. Конский храп. Стоны людей. Безобразное щелканье. Гнетя воздух, стрелы затмевали денной свет.

Асбад подобрал щит, свой или чужой – кому нужно знать? Стрела промчалась над щитом, рванув левое ухо. Отвратительное ощущение глухоты и боль под черепом. Асбад упал на колени, прячась за горячим трупом Нимфы. Под рукой оказалась не земля, а шелк священной хоругви тзурульской конницы, брошенной знаменосцем.

Раздались выкрики варваров – к комесу вернулся слух. Зная сотню славянских слов, он понял: начальники скифов отзывают своих назад. Внезапно голоса варваров подавил свой воинский клик:

– Ника! Ника! Бей, убивай, побеждай!

Спасение! Асбада подбросило, как ожогом плети. Геввадий, начальник правого крыла, успел вернуться, чтобы поразить варваров с бока. Да. Все кончилось. Железный ливень скифских стрел прекратился.

Выпрямившись, Асбад видел стремление конницы Геввадия. Плотная колонна всадников, сверкающая желтой медью и серебром начищенного железа! Они, спасители. Какая сила! Испуганные варвары разлетелись, как стая голубей, застигнутая охотниками на просяном поле.

Солдаты на взмыленных конях скакали в двух сотнях шагов, сметая варваров. Комес видел пену на удилах, распяленные рты всадников. Во имя Пантократора! Асбад воздел хоругвь, которая распустилась над ним, как порфира базилевса.

Коня! Комес прыгнул к лошади, оставшейся без хозяина, схватил поводья. Концы их вплелись в пальцы человека, лежавшего под копытами. Асбад узнал старшего своих ипаспистов. Стрела торчала из его груди. Асбад дернул поводья раз, другой. И ногой помог себе вырвать ремень из упрямой руки.

К Асбаду вернулось потерянное самообладание. Он поднял хоругвь и, увлекая за собой уцелевших и удержавшихся от бегства, поскакал вслед за полком Геввадия.

Широка, вольна для скачки фракийская равнина. Горячий воздух гулял из груди в грудь. Пот, кровь. Кровь, пот. Сплетались невидимые струи острых запахов тела ромея и тела россича. Солнце ли светило, или вновь его спрятали облака? Дул ли ветер, или был неподвижен зной лета? Кажется, заблудившаяся тучка успела пролить несколько сразу высохших капель…

Геввадию не было дано прикоснуться к варварам. Не смог и он заставить скифов принять бой, чтобы сломить их копьями и мечами. Асбад видел: будто, бежав от Геввадия, варвары в действительности не собирались покинуть поле, такое удобное для конницы, так старательно выбранное Асбадом.

Отступив перед напором Геввадия – лучше сказать отскочив, – варвары разделились на несколько отрядов, предложив состязание в ловкости. Как бы играя в увертки, скифы уклонялись и стреляли, стреляли. Асбад видел, как варвары, управляя лошадью только ногами, спускали тетивы на полном скаку, одинаково метко и сильно посылая стрелы перед собой, влево и назад.

Лошади под уцелевшими всадниками Асбада были еще способны к скачке Геввадий, торопясь соединиться со своими, шел полным махом больше сорока стадий и теперь расплачивался за усилие. Лошади против воли всадников переходили в шаг.

Шагом ли, полным ли махом, тзурульская конница таяла под стрелами варваров вопреки своему мужеству. Солнце еще высоко стояло над Родопами, когда уцелевшие Асбад и Геввадий поняли тщетность попыток заставить скифов сражаться по-ромейски, принудив их к правильному бою.

Хотя бы лес, где можно укрыться от стрел! И лес, и горы застыли в недосягаемой дали. Из всей тзурульской конницы осталось пять или шесть сотен всадников. Был избран невысокий холм, чтобы на нем продержаться до темноты, когда угомонятся сатанинские луки скифов. Солдаты спешились, чтобы укрыться за лошадьми.

259