Русь изначальная - Страница 139

К оглавлению

139

Базилевс потерял стройность изложения. Феофил уловил уместность одобряющей реплики:

– Следовательно, Божественный, августалий обязан и поставить зерно и взыскать налог.

– Да. Одно сочетается с другим. Иным рукам неудобно поручать это. Сборщик корабельного налога наблюдает за августалием. Каждый да следит за каждым во исправление зародыша ошибки.

– С такой ясностью, Всевидящий, не остается места для уверток августалия и лени твоих египтян.

– Так угодно богу, – согласился Юстиниан. – Наша бессонница создает счастье подданных. Изучив развращающие ошибки своих предшественников, я поклялся в духе не приучать христиан ко лжи, будто бы червь съел деревья, а поля иссохли. Империя колеблется не мятежами, а невзносом налога. Война и преследование врага не происходят без денег и не выносят промедлений. Мы не из праздных владык, тупо взирающих на сокращение границ. Мы завоевали Африку. Мы покорили вандалов, мавров, нумидийцев, бесчисленно их истребляя на войне. Мы, по доверию бога, готовы прикончить италийских готов.

На этот раз Феофил был потрясен по-настоящему. Оставшись в Палатии, как на острове, базилевс решил начать войну с готами! Не дав законнику времени, Юстиниан снова вернулся к Египту:

– В той же новелле ты изложишь о фиваидском лимитоне. – Следя за рукой Феофила, Юстиниан делал перерывы, необходимые при диктовке: – Дук лимитона, имеющий власть, равную августалиевой, обязан погрузить весь фиваидский хлеб… на речные корабли не позже… девятого числа месяца августа… доставить караван в Александрию не позже десятого числа месяца… сентября, где дать хлеб августалию для… перегрузки на морские корабли… С фиваидского дука, как с августалия, неисправность будет взыскана в один солид с двух мешков, а недоимка будет истребована с него пожизненно и с его наследников! – закончил Юстиниан скороговоркой.

– Что еще? Чем занять себя? Время, время! – Юстиниан знал тайну времени. – Ты медленно. Ты не идешь. Ты сочишься, как пот на стене подземелья. Ты болезнь. Ты ленивый раб, против которого нет бича. Будь же ты проклято в твоем спотыкающемся шаге, чудовище! Терпенье, терпенье – ведь обещано ангелом Иоанну-апостолу: «Тогда не будет Времени…»

Юстиниан молился. Исполнены обещания, вселенная прекратилась. Всевечная неподвижность небес, ряды святых, ровные, как кусты роз в палатийских садах. Много званых, мало избранных. Голоса обреченных на вечную муку слились в гимн славы. Излюбленный слуга восходит на ступени райского престола. Покой, блаженство…

Бог с отеческой лаской коснулся усталой головы. Базилевс спал.

Глава 8
Сильному жить


Будьте, о духи лесов, будьте,
о нимфы потока,
верны далеким от вас, доступны
близким друзьям.

Гете

1

Солнце с каждым мигом меняет место: до половины лета Светило все более отклоняется к северу. Истинный восток и истинный запад обозначаются звездой дня лишь дважды в год, в дни весеннего и осеннего равноденствия, – тем ограничивались познания Малха в астрономии. Он понимал, что у него нет знаний варвара, для которого небо – развернутый свиток. Варвар даже чутьем знает место, где находится, и путь, куда идти. Неписаные науки труднее всех. Малх скорее бы обучил россича читать по-эллински, чем научился бы от него ходить без дорог.


Мы в Скифии, мы на краю Земли,
достигли мы пустынь непроходимых… –

декламировал Малх первые строки эсхиловского «Прометея».

Малх знал, что в своих порогах Днепр течет почти прямо на юг. Выше от росского озера великая река несется с северо-запада на юго-восток.

Обломки знаний имели цену для одинокого бродяги.

Купцы считали, что от острова в устье Роси до острова Святого Григория расстояние равно двум тысячам двумстам стадиям. Это немногим более двухсот шестидесяти римских миль. Днепр! Река будет для Малха подобием стены, уткнувшись в которую палка слепого покажет хозяину, куда идти.

Бесконечно одинокий на чужой, неведомой земле Малх был счастлив. Скифия? А чем он сам отличался от скифа? Подбородок густо зарос темно-русой щетиной. Борода поднялась к голове с нестрижеными, нечесаными волосами, естественно волнистыми, подернутыми инеем, как шерсть стареющего лиса. Гребень из копыта, достойный раба, а не «свободного гражданина» империи, вместе с источенной, как листик камыша, бритвой остались на корабле Репартия.

Адам нового мира, первое утро свободы! Память подсказала Малху и другой отрывок из Эсхила:


…пройдя невспаханные земли,
ты Скифии достигнешь. Там живут
кочевники в возах с плетеной крышей,
с колесами большими, и у них
в колчанах спят губительные стрелы:
их нрав жесток и страшен – берегись…

Пусть, пусть!.. Сегодня приднепровский простор принадлежит одному Малху.

Дорога напоминала Малху плавание вдоль берегов Эллады и между островами Архипелага. Там – скалистые мысы, здесь – овраги; там – острова, в пустыне – озера, болота, и рощи, и стада серо-гнедых туров – их Малх обходил с особой осторожностью.

Чтобы не сбиться в счете дней, Малх отмечал каждый вечер царапиной на костяной рукоятке меча.

Ручьи и озера поили, непуганая дичь давалась стрелку. Малх удачливо подползал к дрофам. Терпеливо скрадывая опушки, он умел взять сайгу или серну.

На двенадцатый день Малх был потрясен невиданной красотой, пустыня открыла ему еще одно лицо: она могла быть и раем! С возвышенности он видел сотни озер, как серебряные щиты, разбросанные в зеленых зарослях. Башни деревьев казались поставленными нарочно, рукой архитектора. К древнему берегу подступала пойма с зарослями краснотала и тростников.

139